исполнителем послереволюционного урегулирования 1850-х годов. К большому огорчению консерваторов из глубинки, которые охотно принимали Бисмарка за своего, переворота против конституции не произошло. Парламенту был предложен законопроект о возмещении ущерба; это было открытым признанием того, что правительство действовало незаконно в кризисные годы; это также давало возможность подтвердить авторитет парламента и вернуть лодку конституции на ровный киль.43 Этих и других хитроумно придуманных уступок оказалось достаточно, чтобы разрушить и без того хрупкое единство либеральной оппозиции. Из рядов парламентских прогрессистов, все еще державшихся против Бисмарка, все чаще стали выходить дезертиры. Такие перебежчики, как Карл Твестен (всего за четыре года до этого он был ранен в руку главой военного кабинета), были тепло встречены Бисмарком, который обезоружил оставшихся сомневающихся, почтительно привлекая их к консультациям по поводу дальнейших уступок либеральным интересам.44
Под давлением этого соглашения между Бисмарком и умеренной оппозицией либеральный фронт, объединившийся во время конституционного кризиса , окончательно распался. Открылся раскол между национал-либералами, которые видели в национальном единстве обещание более рационального политического порядка, и прогрессистами, которые вместо этого сосредоточились на вопросах свободы и парламентских полномочий, которые были в центре конституционного конфликта. Интересно, что в зарождающемся национал-либеральном движении вскоре стали преобладать "новые пруссаки" - два самых выдающихся его лидера, Рудольф фон Беннигсен и Йоханнес Микель, были ганноверцами, избранными после аннексии 1866 года (многим из старых прусских либералов было трудно избавиться от антипатий кризисных лет).
В рядах консерваторов наметился дополнительный раскол. Многие консерваторы надеялись, что победа над Австрией приведет к окончательному развенчанию парламентско-конституционной системы, и были горько разочарованы решением Бисмарка предложить законопроект о возмещении ущерба. В результате произошел раскол между "свободными консерваторами", готовыми поддержать авантюрного министра-президента, и "старыми консерваторами", которых глубоко возмущали любые попытки примирить либералов с помощью политических уступок. В центре политического спектра возник гибридный блок умеренных либералов и гибких бисмарковских консерваторов, который должен был сыграть решающую роль в обеспечении стабильной платформы для правительства в прусском парламенте и новом рейхстаге Северогерманской конфедерации. Это было не просто следствием государственной мудрости Бисмарка; это было возвращение к послереволюционному политическому урегулированию 1850-х годов. Именно конституционный кризис сплотил либералов в единый блок; как только давление ослабло, они распались на фундаменталистское и реалистическое крылья. С консервативной стороны раскол 1866-7 годов также проходил по устоявшемуся расколу между теми, кто принял конституционный порядок 1848-9 годов, и теми, кто его не принял. После Кёниггратца этот раскол усугубился разрывом между теми (включая значительную часть пиетистски настроенных восточно-эльбских землевладельцев), кто оставался приверженцем специфически прусской государственной идентичности, и теми, кто был готов принять более широкое дело немецкой нации.
С победой 1866 года завершилась долгая история соперничества Пруссии с Австрией за гегемонию над немецкими землями. Теперь между Францией и Бельгией на западе и равниной русской Литвы на востоке простирался сплошной блок прусской территории. В Пруссии проживало более четырех пятых населения новой Северогерманской конфедерации - федеративного образования, состоящего из двадцати трех северных земель с центром в Берлине. Южные земли - Гессен-Дармштадт, Баден, Вюртемберг и Бавария - избежали аннексии, но были вынуждены подписать союзы, в результате которых они оказались в сфере влияния Пруссии.
Северогерманская конфедерация могла выглядеть как продолжение старого Немецкого бунда (чей совет 28 июля в столовой отеля "Три мавра" в Аугсбурге проголосовал за прекращение своего существования), но на самом деле это название было не более чем фиговым листком для доминирования Пруссии. Пруссия осуществляла исключительный контроль над военными и внешними делами; в этом смысле Северогерманская конфедерация была, по выражению самого короля Вильгельма, "вытянутой рукой Пруссии". В то же время, однако, новая конфедерация придавала определенную полудемократическую легитимность властно-политическому урегулированию 1866 года. С точки зрения конституции, это было экспериментальное образование, не имевшее прецедентов в прусской или немецкой истории. В нем был парламент, представляющий (мужское) население всех стран-участниц, депутаты которого избирались на основе избирательного закона Рейха, разработанного революционерами в 1849 году. Не было предпринято попытки навязать прусское трехклассовое избирательное право; вместо этого все мужчины в возрасте двадцати пяти лет и старше получили право на свободное, равное и тайное голосование. Таким образом, Северогерманская конфедерация стала одним из поздних плодов послереволюционного синтеза. В ней сочетались элементы старой политики княжеских кабинетов с новой и непредсказуемой логикой национального парламентского представительства.45
ВОЙНА С ФРАНЦИЕЙ
Уже в августе 1866 года Бисмарк признался близкому соратнику великого герцога Баденского, что, по его мнению, объединение севера и юга Германии - лишь "вопрос времени".46 Однако во многих отношениях условия для такого союза после австрийской войны оставались неблагоприятными. Франция, которая больше всех теряла от дальнейшего расширения прусского влияния, очевидно, выступила бы против него. Австрийцы все еще надеялись отменить вердикт 1866 года. Новый австрийский министр иностранных дел Фридрих Фердинанд фон Бойст был саксонским пруссофобом, который надеялся, что южные земли Германии могут послужить - возможно, в сговоре с Францией - рычагом для нарушения прусской гегемонии. В южногерманских землях, особенно в Вюртемберге и Баварии, общественное мнение по-прежнему решительно выступало против более тесного союза. В марте 1867 года было поднято возмущение, когда стало известно, что южногерманские правительства подписали свои автономии после австрийской войны в "вечных" наступательно-оборонительных договорах с Северогерманской конфедерацией. В Баварии и Вюртемберге на парламентских выборах 1869 года антилиберальное большинство выступило против союза малых Германий. В частности, в Баварии католическое духовенство с кафедр агитировало против более тесного союза с Северогерманской конфедерацией, в которой доминировала Пруссия, и распространяло петиции, собравшие сотни тысяч подписей. Начал выкристаллизовываться антипрусский фронт, состоящий из патриотов-партикуляристов, проавстрийских католиков и южногерманских демократов. Политический католицизм стал грозным внутренним препятствием на пути к достижению юнионистских целей. Антиунионистская агитация изображала Пруссию как антикатолическую, авторитарную, репрессивную, милитаристскую и представляющую угрозу экономическим интересам юга.
Бисмарк, как всегда, сохранял гибкость в вопросе о том, как и когда произойдет объединение Германии. Вскоре он отказался от своей ранней надежды на то, что объединение произойдет путем мирного объединения. Некоторое время он интересовался планами создания "южной конфедерации" (Südbund), объединяющей Баден, Вюртемберг и Баварию, но взаимное недоверие южных земель (особенно Баварии) сделало такое соглашение невозможным. Тогда был разработан план постепенной интеграции южных земель путем создания "таможенного парламента" (Zollparlament), в который члены Zollverein, не входящие в Северогерманскую конфедерацию, могли бы направлять депутатов. Но выборы в этот орган на юге Германии в марте 1868 года лишь выявили глубину оппозиции более тесному союзу.
Мысль о том, что объединение может быть ускорено угрозой безопасности со стороны Франции, была еще одной темой в размышлениях Бисмарка. Летом 1866 года он заметил, что "в случае войны с Францией барьер на реке Майн
